Мир открывается новоевропейскому человеку во всем, казалось бы, метафизическом размахе своей тотальности.
При вполне оправданном в культурно-историческом и нравственно-этическом отношениях православно-славянофильском притязании на «самобытничество», Хомяков – не просто ангелический «небожитель», «допущенный», подобно тютчевскому лирическому герою в «совет всеблагих», но и культурная фигура, принимающая на себя максимальную смысловую нагрузку Нового времени, которая может быть означена следующим образом – паноптизм и его кризис. Новоевропейская проблематика борьбы за «правильное мировоззрение», за «картину мира» тесно связана с медленным осознанием фикционализма тотального видения вообще, макроисторическая коллизия которого может быть эксплицирована в границах от платоновских «идей» и индийской «Веданты» до современной феноменологии…
Вера Церкви – не «миро-воззрение», но сердечное Бого-узрение («Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Матфей, 5 : 8), - говорит Христос в заповедях блаженства), чего доселе почти не понимают адепты ее «учения» («Научитесь у меня, - говорит Христос, - ибо Я кроток и смирен сердцем…» (Матфей, 11 : 29); и еще прежде – в Нагорной проповеди: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Матфей, 5 : 5)).
Лишь герменевтика, понятая в качестве сейсмографии онтологической проблемности человеческого существования, возвращает нас к его непроницаемой культурообразующей тайне. Эта герметичность, это сокрытие – особого рода: они подобны непрестанному дарению «вплоть до самого последнего погребального звона, призывающего в укромные недра Бытия» /1/. ----------
1. Хайдеггер М. О тайне башни со звоном // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М.,1993. С.261.
|
Добавлено: 01.10.2007
|
Просмотров: 805
|
