СПИ!

Днем наигравшись, натешившись, к ночи забылся ты
сном;
Спишь, улыбаясь, малютка: весеннего утра лучом
Жизнь молодая, играя, блестит в сновиденьи твоём.
Спи!
Труженик, в горести, в радости, путь ты свершаешь
земной;
Утром отмеренный, к вечеру кончен твой подвиг дневной;
Что-нибудь начато, что-нибудь сделано: куплен твой
отдых ночной.
Спи!
С светлым лицом засыпаешь ты, старец, трудом утомлен.

Видно, как в ночь погружается жизни земной небосклон:
Дня замогильного первым сияньем уж твой озаряется
сон.
Спи! (148)

Поэтический текст представляет собою развернутую монументальную картину человеческой жизни в трех ее стадиях: детство, зрелость, старость. «Спи!» — не монотонно растянутое колыбельное «баю-баюшки-баю», но директивный, по-будительный аккорд. Он призывно звучит уже в названии, обрамляет и пронизывает все стихотворение.
Ребенок, «наигравшись, натешившись», забывается (уходит в За-бытие!) сном, изнутри которого светится жизненная игра. Онтологическая реальность Сна заведомо шире любых перспектив альтернативного Пробуждения. Строго говоря: никакого Пробуждения нет! Сон метафизичен, тотален, беспробуден. Жизнеутверждающая опора рождается лишь изнутри Сна, а значит, необходимо утверждать нерушимость самого его состояния: «Спи!»
«Свершение земного пути» героем жизни, «тружеником», развертывается исключительно изнутри мира как сновидения. Сном обрамляется сама «отмеренность» его дел. На фоне глобализированного сна оказывается неважной сама качественная сторона человеческих деяний: «что-нибудь» (оно — лишь только «что-нибудь»!) фатально обесценивает саму «покупку» ночного отдыха.
Завершение земного пути «утомленным старцем», встречающим «с светлым лицом» свой переход в «сияние замогильного дня» — не более, чем окончательное погружение в Абсолютный Сон. Заря потустороннего света оказывается результирующим фрагментом в тотальности бытийного сна.
Позиция самого автора обнаруживается в горизонтах автодеконструирующейся системы «ведение — неведение — самоирония». С одной стороны, торжество светового гнозиса, вечного Дня («замогильного»), связанного с Благовестием христианства Миру и человеческой жизни, церковный образ «успения души» в обители Небесного Отца, с другой же – устойчивый индоевропейский мотив космизированного сна (от Веданты древнеиндийских брахманов и древних греков Пиндара, Софокла — до Шекспира, Кальдерона, Декарта, Шопенгауэра, Джемаля... /2/).
Для Хомякова глобализированная сно-видность является устойчивым показателем космологической гармонии, что нашло отражение, например, в стихотворении «Видение» (1840 г.):

Весь мир лежит в торжественном покое,
Увитый сном... (116)

И про-буждение «голоса мирного», «духа жизни» не несёт нарушения в эту фундаментальную онтологическую ситуацию. Не происходит метафизического про-рыва в космологический Сон радикально Иного — Не-сна, о котором красноречиво говорит псалмопевец: «Как сновидение по пробуждении, так Ты, Господи, пробудив их, уничтожишь мечты их» (Пс., 72:20). Поэтическая ариософия Хомякова в его художественном пространстве часто доминирует над библейским и экклезиологическим видением мира, о чём многократно говорилось нами в отношении его историософской публицистики и богословия /3/.
Топология поэтики Хомякова в существенных чертах подчиняется следующей модели:

Мы видим здесь латентный гностицизм, однако с той физиогномической разницей, что гармоническое состояние Бытия достигается внутри тварного космоса, а сно-видность реальности оказывается оборотной стороною Бого-узрения.

----------
1. См.: Стихотворения А.С.Хомякова. М.,1910. С.221.
2. См.: Фишер К. Артур Шопенгауэр. СПб.,1999. С.226 – 228; Шмаков В. Система эзотерической философии: Основы Пневматологии: Теоретическая Механика Становления Духа. Кн. 1 — 2. Киев,1994. С.78 — 79; Бидерман Г. Энциклопедия символов. М.,1996. С.250 — 251; Джемаль Г. Ориентация — Север // Волшебная Гора: философия — эзотеризм — культурология. Вып. VI. М.,1997. С.50 — 53.
3. См.: Океанский В.П. Энергийность имени в «Записках о Всемирной Истории» А.С.Хомякова: концептуальные, жанровые и стилевые модальности // Жизнь и судьба малых литературных жанров: Материалы межвуз. науч. конф. Иваново,1996. С.83 — 98; Он же. Метакультурная ариософия А.С.Хомякова как антигосударственный миф // Миф и культура: Материалы межвуз. теоретич. конф. Иваново,1998. С.28 — 35; Он же. Культурологическая романистика А.С.Хомякова // Ивановский государственный университет. 25 лет: Юбил. сб. тезисов статей молодых ученых. Иваново,1998. С.3 — 4; Он же. Лингвокультурологический аспект ариософии А.С.Хомякова и православная экклезиология // Новое в преподавании русского языка в школе и вузе: Ушаковские чтения: Материалы науч.-методич. конф. Иваново,1998. С.180 — 185; Он же. Топологическая конституция малого жанра в ариософии А.С.Хомякова (К вопросу о герметичности названия) // Малые жанры: теория и история: Материалы межвуз. науч. конф. Иваново,1999. С.37 — 47. Ср. близкую критику хомяковского богословия: Лурье В.М. Указ. соч. (Тематический раздел II, примеч. 33).