Четверг, 28.03.2024, 15:39

ТРУДЫ
Вяч. Океанский
Выбор добра и зла не зависит от дня недели…

Приветствую Вас, Гость · RSS
Меню сайта
Центр кризисологических исследований
Логоцентрическая культура и её кризис
Категории каталога
Основания культурологии [17]
История культурфилософской мысли
 
 
 Тексты
 
Начало » Тексты » Учебники » Основания культурологии

«КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ ФИЛОЛОГОВ» ХVIII ВЕКА

ХVIII век принято считать веком триумфа рационализма, буржуазно-масонских революций и просвещенства, довольно быстро исчерпавшего себя, уступив место романтической реакции начала ХIХ века с её культурной реабилитацией тайны, иррациональности, непроницаемой бездны… Такой взгляд слишком банален и схематичен, чтобы полностью соответствовать замысловатым токам самой реальности. «Если, — подчёркивал А. В. Михайлов, — брать романтизм… глубже, как сознание, то правомерно полагать, что он был не просто реакцией на революцию.., он был генетически связан с тем ”сознанием“, которое привело к революции и обусловило её возможность… Романтизм — это прямой участник универсального, всемирно-исторического поворота… Весь этот процесс в романтизме ещё раз отражён — он протекает и он перерабатывается в формах поэзии и науки: романтизм (такое выпало на его долю по его историческому положению) на деле универсален, и он обнимает и искусство, и науку, причём с плавным переходом между всем художественным и научным, и всё это на фоне и в среде всплывающего на поверхность событий, освобождающегося от оков риторического мифа, а также на основе всех тех подспудных мыслительных комплексов, которые в пору Просвещения были оборотной стороной официального рационализма — обширного герметически-алхимического знания, которое нередко проникает в мышление и поэзию романтиков». То, о чём говорит здесь Михайлов, подводит нас к более глубокому взгляду не только на эпоху романтизма, но и на Просвещение, и на весь ХVIII век, который остаётся ещё очень мало понятым.

Так же как и идущие из предыдущего, ХVII века «Новые опыты о человеческом разумении» (1666 г.) Г. Лейбница, постулирующего необходимость тотальной интегрализации и каталогизации знания, существенным образом смыкались с древнейшими философско-эзотерическими утопиями, так и «официальный рационализм» последующего столетия существенным образом связан с оккультными учениями и представлениями о Бытии: например, французский просветитель Ж.-Ж. Руссо разрабатывал древнейшую четырехактную модель макроистории в полном согласии с последующими традиционалистскими концепциями ХХ века, изложенными в трудах Р. Генона и Ю. Эволы…

По праву считающийся основателем культурологии как «Новой науки» (1725 г.) итальянский философ из Неаполя и придворный историограф Дж. Вико (1668–1744) полемизировал с декартовским рационалистическим субъективизмом, согласно которому индивидуальное мышление оказывалось базисным критерием существования. Согласно же Вико, человек исходно вписан в круг некоей таинственной темпоральной обусловленности и через это связан силами судьбы: в центре его идей — провиденциальная теория исторического круговорота, предполагающая развитие как всех наций, так и всего человечества, по циклам, состоящим из трёх эпох (божественной, героической и человеческой), именуемых как «век богов» (жреческий, догосударственный период), «век героев» (период складывания государств и древней аристократии) и «век людей» (период демократизации общественных отношений). Переходы между этими эпохами имеют характер полной морфологической трансформации, а весь цикл завершается глобальным кризисом, распадом устоявшихся жизненных форм и воцарением хаоса. Между тем, как в глубинной — сокрытой от полного человеческого понимания — основе исторических изменений лежит не «слепая воля» (как, например, у Шопенгауэра, который — сто лет спустя — также будет писать об историческом круговороте), но Божественное Провидение.

Вико указывает на следы присутствия Бога в языке как «самое непобедимое из всех когда-либо существовавших доказательств истинности христианской религии»: «так как корни глаголов в Священном языке вливаются в третье лицо единственного числа прошедшего времени совершенного вида, то Патриархи, основавшие этот язык, должны были давать приказания в своих семьях именем единого Бога… Это должно быть молнией, которая опровергает всех писателей, полагавших, что евреи были колонией, вышедшей из Египта; когда стал образовываться еврейский язык, начало ему было положено единым Богом». Говоря же о «человеческих мыслях язычества», Вико указывает на факт «ономатопеи, которою, как мы всегда это можем наблюдать, счастливо выражают себя дети»: «По шуму грома латиняне первоначально называли Юпитера Jous; греки по свисту молнии называли его Zevs; по звуку, который производит огонь, когда он сжигает, восточные люди должны были называть его Ur, — отсюда Урим, «сила огня»; то же самое происхождение должно было у греков породить название uranos — «небо», а у латинян глагол uro — «жечь»; у латинян же от свиста молнии должно было произойти Cel…»

В высшей степени интересным представляется взгляд Вико на язык вообще: мыслитель говорит о некоей первозданной «теологии поэтов» как своеобразной «поэтической метафизике», где «происхождение букв и происхождение языков» (а «первоначально нации были немыми») оказывается однопорядковым и однородным с «происхождением иероглифов, законов, имён, родовых гербов, медалей, монет». Проще говоря, язык, по этой модели, возникает с некоего археписьма, а не с речи — идея, вновь артикулированная уже в ХХ веке. Вико указывает на «три вида языков»: первый («божественный умственный язык») — древнейший язык религиозных церемоний, вечного богопочитания; второй — язык героических знаков, гербов, вообще геральдики, сохранившей, как считает Вико, своё преимущественное значение «в военной науке»; третий же — повсеместный («у всех наций артикулированный») разговорный язык. Как пишет Вико, ссылаясь на Платона и Ямвлиха, «древнейший Атлантический язык… объяснял идеи посредством природы вещей, т. е. посредством естественных свойств», именно «с таких оснований… должны были бы все философы и филологи начинать рассуждение о происхождении языков и букв; обе эти вещи, объединённые по своей природе… трактовались до сих пор порознь».

Сами же тринитарные онтолого-гносеологические модели развивались до Вико и после него. Другой великий итальянец Данте Алигьери (1265–1321), живший за 400 лет до Вико, в своей знаменитой «Божественной комедии», представляющей собою, разумеется, далеко не литературный, а чисто посвятительный (инициатический) текст (см. об этом великолепный труд Р. Генона «Эзотеризм Данте»), также развивает троичную — но не темпоральную, а топологическую — модель Бытия (ад — чистилище — рай), куда оказываются помещёнными герои мировой истории, древней и новой… Живший ещё ранее, Иоахим Флор писал о трёх глобальных макроисторических эпохах, соотнося их с миновавшими «эрою Отца» и «эрою Сына» и грядущею «эрою Святого Духа». В ХIХ веке Г. Гегель вослед более ранним шеллингианско-романтическим построениям будет развивать в своей философии истории концепцию трёх мировых эпох, характеризуя их как «символическую» (Восток), «классическую» (античность) и «романтическую» (христианство). В «Исторической поэтике» А. Н. Веселовского (1838–1906) и его последователей в ХХ веке (А. В. Михайлов, С. С. Аверинцев, В. П. Раков) также развивается глобальная модель трёхчастной мировой истории: мифологическую эпоху дориторического слова, где имена и сущности совпадали, сменяет эпоха риторико-классическая, где слово вздымается над миром, выступая как космообразующая и жизненно-регулятивная сила, её в свой черёд сменяет эпоха антириторическая, где всякое слово выступает по преимуществу как индивидуально-авторский стиль, эгологическое высказывание в глухонемом Бытии… Разумеется, перегородки между эпохами не абсолютны: в надвременном идеале — все эти смыслы смотрятся друг в друга и отражаются в любом художественном целом. В ХХ же веке крупнейшим социологом П. А. Сорокиным (1889–1968) была разработана циклическая модель трёх типов культурных эпох («идеационной», «идеалистической» и «чувственной»), чисто морфологически напоминающая соображения Дж. Вико. Если для первой характерна доминанта религиозно-мифологического начала, а для последней предельная десакрализация, то для «идеалистической» свойственны «героические» контрасты, высокодифференцированные сочетания и синтезы противоположных смыслов… К слову сказать, эти типы не представляют собою взаимно-детерминированные стадии, и по прогнозам Сорокина наступает именно «идеалистическая» мировая эпоха…

Другой интереснейший представитель культурфилософской мысли ХVIII века — немец И.-Г. Гаман (1730–1788); называл себя «северным магом», писал об особой глубинной мудрости противоречия и в своих эзотерических сочинениях ставил историософские и языковедческие проблемы; работа «Крестовые походы филолога» (1762 г.) отводит первостепенную гносеологическую роль интуиции, и недаром уже в ХХ веке М. Хайдеггер опирается на авторитет Гамана в начале своей работы «Язык». Ещё в ХIХ веке на авторитетность самого гамановского стиля ссылался С. Кьеркегор: «…я, по примеру Гамана, выражаю себя по-разному: софизмы и каламбуры, речь критян и арабов, белых, негров и креолов, язык критики и мифологии… — всё отзывается друг в друге…». Искусства и особенно поэзия, по Гаману, существовали в протоистории изначально, в силу верховного божественного предназначения, а культура есть нечто вроде грехопадения, удаление от истока прекрасного и перманентно длящийся кризис. И Гаман критикует культуру с религиозно-мифологических позиций, предваряя ряд мыслей романтиков, вплоть до неоромантика Хайдеггера и современной культуркритики… Заложенный в основе этой критики парадокс несколько проясняет аф. 520 из книги Фр. Ницше «Человеческое, слишком человеческое»: «Опасность нашей культуры. Мы принадлежим к эпохе, культура которой находится в опасности погибнуть от средств к культуре». Иными словами, здесь речь идёт о том, что культура уже давно перестала быть символическим раскрытием Бытия и превратилась всецело в искусственность, во «вторую реальность», то есть в то, чего с космической точки зрения попросту нет… Можно сказать и так, что здесь впервые предлагается критика культурологического разума: наряду с параллельными кантовскими «критиками» XVIII век в лице Гамана дал и такую возможность.

Немецкий философ-просветитель, предромантик, ученик Гамана и Канта И.-Г. Гердер (1744–1803) видел в качестве макроисторической сверхцели взращивание на земле глобального мира. По Гердеру, «всякий разум, всякое искусство человека начинаются с языка». В крупнейшей гердеровской четырёхтомной книге «Идеи к философии истории человечества» (1784–1791) изложение строится от картины постепенного формирования Земли в космосе, то есть от метагеологии — к историческим очертаниям современного Гердеру человечества. В книге есть любопытное замечание о том, что славяне на земле занимают пока больше места, чем в истории; и здесь Гердер предваряет будущие мысли русских славянофилов — особенно Данилевского — о грядущем расцвете славянского культурно-исторического мира (не только эти мысли о славянах, но и сам славянский мир, согласно данной логике, имеют европейское происхождение…). «Человек создан, — по Гердеру, — чтобы усвоить дух гуманности и религии, чтобы чаять бессмертия». Провиденциальная сверхцель существования человечества на земле видится Гердеру в том, чтобы взрастить на Земле «бутон богочеловеческой гуманности», а потом совершить качественный скачок в направлении космического обитания… Здесь Гердер разделяет оптимизм Канта как относительного более совершенного будущего человечества, так и относительно обитаемости Вселенной — просто человечеству пока ещё предстоит развиваться на Земле, хотя это и внутриутробный период с точки зрения космической… Для Гердера характерно чарующее сочетание космополитизма с абсолютным доверием к имманентному национальному саморазвитию без так называемого цивилизирования варваров. Культуры разных народов последовательно появляются во времени и сосуществуют в пространстве, каждая культура самоценна и уникальна: «Разве есть на свете народ, совершенно лишённый культуры?» — задаётся вопросом Гердер. Подобно позднему Л. Н. Толстому, стоявшему на анархосиндикалистских позициях, он особо подчёркивает, что есть множество таких народов, которые никогда не ведали опыта государства, но были счастливы. Больше того, отсюда, по Гердеру, и проистекает тот радостный дух, который изумляет европейцев «в самом выражении лиц чужеземных народов». А потому, он, вероятно, охотно согласился бы и с Шопенгауэром в том, что «государство — это ’’намордник’’ воли к жизни», отстаивая в метафизическом отношении, скорее, прямо противоположное «певцу мировой скорби» философское миропонимание.

Похоже, что культура, для Гердера, есть некая многообразная антропологическая одежда, весьма интересная для специфического изучения, но не достигающая сокрытой глубины человеческой сущности: «Нет ничего менее определённого, — замечает Гердер, — чем это слово — «культура», и нет ничего более обманчивого, как прилагать её к целым векам и народам. Как мало культурных людей в культурном народе! И в каких чертах следует усматривать культурность? И способствует ли культура счастью людей? Счастью отдельных людей?» По Гердеру, есть вещи куда более фундаментальные, связываемые им с понятием «гуманности» как «цели человеческой природы», но и они включены в некую ещё более исходную данность: «Время и пространство — близнецы, и одна у них мать — судьба». Между тем, Всеблагое Провидение, господствующее над Вселенной, направило Бытие к непостижимому для нас совершенству, ещё «когда в безмерности пространств плавал материал будущих миров»…

Огромное значение и, вместе с тем, проблемное поле Гердер обнаруживает в языке: «Дыхание, исходящее из наших уст, становится картиной мира», «у нас разум — только благодаря языку и язык — только благодаря традиции, вере в слово отцов» — между тем, «ни один язык не выражает вещи, но выражает только имена вещей». Согласно Гердеру, «вся наша метафизика — это метафизика; другими словами, это отвлечённый, упорядоченный перечень наименований, отстающий от опытных наблюдений». Налицо здесь — явная номиналистическая установка предпозитивизма, но мыслитель не заходит слишком уж далеко в этом направлении, подчёркивая, что человеку «довольно того языка, какой есть, при всех его ограничениях»: «Более утончённое наречие, пронизывающее всё сущее, словно луч Солнца, не могло бы быть всеобщим, а для сферы той более грубой деятельности, какой заняты мы в наши дни, оно было бы настоящим бедствием. То же можно сказать и о языке сердца, и этот язык говорит немногое, но и этого немногого довольно, и наш человеческий язык создан, скорее, для сердца, чем для разума. Рассудку помогут жест, движение, сам предмет, но чувства сердца так и остались бы скрыты, если бы мелодический поток речи не перенёс их на своих кротких волнах в сердце другого человека. И это ещё одна причина, почему Творец избрал орудием нашего воспитания музыку звуков — язык чувства, язык матери и отца, ребёнка и друга. Если души существ не могут коснуться друг друга и разделены, словно решёткой, они шепчут друг другу слова любви, а если бы эти существа говорили языком света, то и весь их облик и все звенья их воспитания несомненно изменились бы».

Подхватывая «мечту Лейбница» о «создании всеобщей физиогномической характеристики народов по их языкам», Гердер закладывает теоретические основы современной лингвокультурологии: «Философское сравнение языков было бы самым превосходным опытом истории и многогранной характеристики человеческого рассудка и души, в каждом языке отпечатлелся рассудок и характер народа… Гений народа более всего открывается в физиогномическом образе его речи. Всегда весьма характерно, чего больше в языке — существительных или глаголов, как выражаются лица и времена, как упорядочиваются понятия, всё это важно в самых мелких деталях. У некоторых народов мужчины и женщины пользуются разными языками, у других целые сословия различаются по тому, как говорят они о себе — ”я“. У деятельных народов — изобилие наклонений, у более утончённых наций — множество возведённых в ранг абстракций свойств предметов. Но самая особенная часть всякого языка — это обозначение чувств, выражения любви и почитания, лести и угрозы; слабости, присущие народу, иной раз обнажаются здесь, производя комический эффект».

«Архитектоника человеческих понятий» определяется Гердером как «метафизика здравого рассудка». Пример обращения к письменности показывает в целом диалектичность гердеровского подхода к языку: «И вот традиция традиций — письменность. Если язык — это средство воспитать человечность в нашем роде, то письменность — это средство учёности, образованности. Все народы, не затронутые путями этой искусной сложной традиции остались некультурными…» — между тем, «вместе со знаками письма угасали постепенно живые акценты, живые жесты речи, всё то, что прежде так помогало словам смело проникать в самую душу человека… И человеческая душа давно бы уже была раздавлена учёностью, книгами, если бы само Провидение не давало передышки нашему духу, прибегая к разрушительным катастрофам и революциям. Рассудок связан буквой, и вот он уже не идёт, а робко пробирается, плетётся через силу; лучшие наши мысли умолкают, погребённые в мёртвых чёрточках письма. Но всё это не мешает нам видеть в письменной традиции самое долговечное, самое упорное и действенное установление Бога на земле, — благодаря нему народ воздействует на народ, столетия — на столетия, а со временем весь человеческий род будет связан единой цепью братской традиции». Похоже, что всё-таки Гердер, создавая очередную утопию, пытается пробиться к первореальности сквозь любые формы её описания — однако вопрос о природе и структуре этой реальности решается им с культурно-исторически предзаданной опорою на европейскую библейско-христианскую традицию. И, к слову сказать, Гердер был протестантским священником…

Знаменитая в масонских кругах начала ХIХ века работа А. Фабра д’Оливе (1767–1825) «Lettres a Sophie fur l’Histoire» («Историософские письма», 1801 г.) обращает наше внимание к явному оккультно-эзотерическому опыту. В разделе «О первобытном народе и его колониях» автор указывает на древнейшее первобытное удивление Богу в созерцании величественных предметов мироздания и как следствие боготворение древними народами Солнца и Океана, концентрированно выражающими стихии огня и воды. Древнейшее монархическое правление выступало подлинным гарантом человеческой свободы, понимаемой прежде всего как хранимая реализация самобытности (что, заметим, весьма близко к славянофильскому пониманию в России ХIХ века, направленному на критическое восприятие свободы как индивидуалистического произвола), и первые царства складывались на основе древнейшего семейственного уклада жизни. «Земля, — согласно этому автору, — первоначально была населена людьми чрезвычайными», прометеическими, совершившими хищение божественного огня. Искусства, которыми исходно обладали люди, были даром божественным, чудесным, и люди-гиганты — древнейшие жители земли — бесстрашно шагали в безмерное.

Окрест Кавказа (Кавказ в эзотерической литературе имеет не географическое, но символическое значение и указывает на причастность гиперборейской горе Меру — родине уранической традиции на земле) обитали люди высочайшего духовного совершенства. Между древним человечеством и нами — пропасть, ибо «мы — обитатели земли уже переродившейся и почти склонившейся к упадку». Огромное символическое значение корабля как универсального способа хождения по водам подчёркивается тем фактом, что первобытное расселение человечества после гибели арктического палеоконтинента связано с развитием науки мореплавания. Поиски нового геопространства привели к тому, что ряд колоний стал оседлым, от древнейшего собирательства они перешли к мирному земледелию; другие же остались кочующими — их несколько родов: пастухи (питаются от стад), охотники (питаются дикими зверьми), ихтиофаги (питаются рыбами).

евние колонии устремились на остатки другого палеоконтинента (расколовшейся Гондваны): в Африку, в Азию, в Европу… Территория Атлантов «простиралась непрерывно по берегам Океана, занимала целую Африку, часть Европы и половину Азии», «завладела пространством морей», «производила торговлю и хлебопашество», их цари были повелителями народов этого региона даже после их исчезновения с лица земли, их герои воспринимались как боги… Колония Персов поселилась в Азии, обрабатывала равнину с Западного до Каспийского моря, открыла первые сокровища гения, их мудрецы почитались сверхъестественными существами, благодеяния их — чудесами; после смерти они становились покровительствующими духами, властителями стихий… Колония скифов (они же — кельты; в ХVIII веке было принято их отождествлять) населяла север Азии и продвигалась в Европу, не зная других упражнений кроме войны… От них, согласно Фабру д’Оливе, произошли варварские орды, угрожающие миролюбивым народам. Чаще всего именно так смотрели и смотрят из Европы на славянско-татарский мир; ”славянофильство“ же Гердера — многозначительное исключение…


ЛИТЕРАТУРА

Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Л.: «Художественная литература», 1940.
Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. М.: «Наука», 1977.
Долгенко А. Н. Флуктуации русской литературы (движение отечественного искусства слова от средневековья до современности): Учебное пособие по спецкурсу. Волго¬град: «Перемена», 2004.
Киссель М. Джамбатиста Вико. М., 1980.
Кьеркегор С. Повторение. М.: «Лабиринт», 1997.
Лейбниц Г. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Лейбниц Г. Соч.: В 4 т. М.: «Мысль», 1983. Т. 2.
Нарский И. С. Философия Давида Юма. М.: МГУ, 1967.
Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое: Книга для свободных умов // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М.: «Мысль», 1990. Т. 1.
Океанский В. П. Целое: введение в метакультурные исследования (творческая лаборатория). Иваново; Шуя: «Ивкиносервис», 2005.
Океанский В. П. Целое и проблемы риторики. Иваново; Шуя: «Ивкиносервис», 2005.
Рождественский Ю. В. Введение в общую филологию. М., 1979.
Суслова Л. А. Философия И. Канта. М.: «Высшая школа», 1988.
Фабр д’Оливе А. О первобытном народе и его колониях // Волшебная Гора: философия, эзотеризм, культурология. Вып. VI. М.: РИЦ «Пилигрим», 1997.




Добавлено: 08.08.2008
Просмотров: 1464

Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
 
Хостинг от uCoz
 
 
Поиск по каталогу
Статистика