Поэт и мыслитель, рассорившиеся со времён античности, по-мирились и с конца того времени, которое называют в истории культуры Tempora Novus, похоже уже не могут полноценно проявиться друг без друга и больше того они уже появляются только друг в друге, в одном лице. Так было с Хомяковым. С Хомякова – и шире: с его эпохи. Но, в принципе, почти так было и всегда. Эпоха Хомякова начинается раньше его появления на свет: пожалуй, с Ломоносова готовятся существенные предпосылки универсального пробуждения русского интеллектуально-поэтического феномена в Новой поствозрожденческой истории культуры. Мы кратко выразили его (то есть наше!) местоположение на этом пороге мирового времени так:

От Хомякова – до Булгакова,
От Ломоносова – до Лосева…
Мы – пилигримы русской Осени
На фоне льдов заката Запада

От Хомякова до Лосева… Перед нами – «осевое время» русской религиозной философии; здесь возможны загадочно-рискованные (и, возможно, ошибочные!) со-ответствия: Хомяков – русский Гераклит; Достоевский – русский Сократ; Леонтьев – русский Кратил; Толстой – русский Парменид; Соловьёв – русский Платон; Бердяев – русский Аристотель; Розанов – русский Эпикур; Булгаков – русский Плотин; Лосев – русский Прокл…
Но если смотреть не с точки начала кипения циклической логики имманентного культурно-исторического Бытия, а с точки зрения исполнения универсальной сотериологической задачи («научить все народы, крестя их во Имя Отца и Сына и Святаго Духа»), поставленной Христом, названным самим Гегелем «осью мировой истории», то значение русской философии двух последних веков, на наш взгляд, соизмеримо с патристическим наследием и направлено, заметим это в полемике с о. Георгием Флоровским, на некое размыкание эллинского наследия и более радикальный поворот на Восток, нежели это доныне представлялось допустимым в культурно-исторических традициях Восточной церкви.
Поэтому Хомяков представляется нам наиболее ярким и первым в русском интеллектуальном мире выразителем диалектики Ренессанса, который может выступить одновременно и в качестве «русского Леонардо» и в качестве «русского Ницше». Перед нами – историософская проблема Возрождения. Проблема, поскольку окциденто- и греко-центрическая интерпретация феномена Возрождения представляется сегодня всё более сомнительной… Метафизика Возрождения может быть понята только в индоевропейском контексте (хомяковское «иранство»!), диалектически включённом в макроисторическую драму взаимодействия с контекстом афразийским (хомяковское «кушитство»!). Мистический нигилизм ариев, направленный на материальный порядок Бытия, и магический нигилизм афросемитов, направленный на духовную реальность, создают универсальное напряжение взаимоисключающих смыслов, которое не может найти продуктивного разрешения изнутри самой этой бинарной историософской модели и разрешается в символической логике библейской Священной Истории, в таинственных путях истории Церкви. А.Ф. Лосев, всю жизнь занимавшийся Античностью, показывает обречённость этого мира и его уникальных смыслов перед сверхчеловеческим ликом исторического свершения и его непостижимой логикой. Аналогичным образом смотрел на эллинство и Хомяков, в других отношениях существенно связанный с этой культурной реальностью.
Третье тысячелетие – не просто совсем новая реальность, как предсказывают яркие представители механицизма неоспириты и астрологи – оно по-своему и, разумеется, неизбежно поставит проблему Возрождения. И вот как раз здесь русский интеллектуально-поэтический мир Хомякова и Лосева со всем его гравитационным полем будет тем, что будут возрождать в грядущих (!) столетиях. На фоне чего? Здесь уместно обратиться к историософии христианского календаря: первое тысячелетие – складывание земной Церкви, второе – тщетное дробление её единства, третье – складывание тщетного оккультного псевдоединства. Русская философия от Хомякова до Лосева будет единственным интеллектуальным поприщем, благодаря которому происходящее можно будет понять и осмыслить.
Одним из любопытных культурологических открытий (а Хомяков, заметим это, первый русский культуролог!) будет осознание того странного «антиисторического» факта, что Новое время не закончилось, а только начинает разворачиваться, что мы стоим в начале долгого пути, а не в его конце, что «православный монгол» действительно «лучше русского либерала», что воды Волги по-прежнему «текут в Рай», а Тихий океан, откуда поднимается над Евразией «звезда по имени Солнце», оказывается «Средиземным морем будущего»… К числу более отдалённых открытий отнесём изменение в самом восприятии течения времени, когда сначала «времени больше не будет», а потом вдруг время потечёт назад, как бы вспять, из будущего – в прошлое, и всё воскреснет и вернётся, и все встретятся, и встретится Хомяков с неведомым ему Лосевым, и Бог «отрёт всякую слезу», и «воплей не будет уже», и всё останется на своих местах…